Ланочка пряталась между валунов и, с досадой осматривая себя в маленькое зеркальце, вполголоса, но яростно материлась.
Наконец, не вытерпела и прошипела:
— Ну что он так долго возится?
— Уже несу! — раздалось где то рядом. Старшой мелко просеменил короткими ножками и, осторожно, чтобы не пролить, поставил тазик перед ней на землю. — Я Вам воду грел.
— Извини, нервы ни к чёрту... Спасибо.
Старшой хмыкнул, сел рядом, закурил.
— Тётя Лана, а Вы любите детей?
Поморщившись от "тётя" (ангелы, к коим себя причисляла Ланочка, как известно, всегда юны!), графиня Ангорская, думая, с чего приступать к ликвидации аварии, отвлеченно пробормотала:
— Это ты к чему?
И вдруг что-то в мозгу щелкнуло, сложилось в пазл и в голову пришло озарение:
— А-а-а!!! Понятно! Сейчас всё и прояснится!
Ланочка осторожно выглянула из-за камня.

Несмотря на очень-очень ранее утро, из тоннеля торчало сразу несколько рож с выражением крайнего интереса, которые резко спрятались при её появлении. Получается, или Старшой всех побудил, пока разводил костёр для котелка, или, скорей всего, она, своим визгом, когда проснувшись для того, что иногда делают и леди, обнаружила...

Графиня с грозным видом повернулась к Старшому. Тот, почувствовав неладное, уже привстал, готовясь дать дёру.
— И кто это был?
Старшой попятился.
— Стой, тебе говорю!
Старшой бросил наполовину выкуренную "беломорину" и потешными прыжками бросился в сторону спасительного тоннеля. Догнать его было легко, но вот появиться в таком виде перед всем обществом...

— Ладно-ладно, предатель! — крикнула вдогонку Ланочка и принялась остервенело выдирать чесалкой мелкие колтуны из пуха и бобово-соево-ликерной смеси.
Личность ловеласа, подбросившего ей в спальник шоколадку, оставалось невыясненной. Но черт возьми, всё таки было немного и приятно — всё-таки кто-то хотел ...
В этот момент зубцы щётки дёрнули за особо слипшийся комок. Ланочка ойкнула и мстительно подумала:
— Ну, держитесь! Я вам всем этой ночью жгучего пуха в спальники понасыплю!

Раздалось гудение и пчела, подобно барражирующей "Акуле", начала нарезать сверху круги, спросонья не до конца еще веря неожиданно свалившемуся на них с хозяйкой счастью.
Ланочка обреченно вздохнула...

*****
— А в Подмосковье... тьфу ты — под Лиманском!.. — водюцца лещи... — перевирая и немузыкально бубнил под нос Дед, производя фумигацию всего тоннеля при помощи особо вонючей козьей ножки. — ...Бур-бур-бур-бур-бур... — и вдруг уставился неожиданно трезвыми глазами на своего помощника: — Так что, Старшой, говоришь, Лесник уже рыбалку открыл?
— Открыл, еще месяц назад, и нас приглашает! — закивал в ответ бюрер. — Я тебе про это уже сколько раз говорил! — и досадливо махнул своей лапищей.

...Ланочка сидела неподалёку от входа в тоннель и, недобро чему-то усмехаясь, поглаживала появившийся после похода в Темную Долину черный полиэтиленовый мешок. Рядом с мешком зачем-то валялись толстые резиновые перчатки.
Услышав разговор, Графиня встрепенулась:
— А как же рыбу с Припяти можно есть? Она ведь радиоактивная?
— Дык Лесник давно прохвилактику разработал: одна рыбина, одна бутылка водки — и не хворайте! — важно ответствовал Дед. — Да и разве в рыбалке это главное? Рыбалка — оно энто... отдых в первую очередь... Помнишь, как там дальше?

Макар вновь загундосил:

— Укрепляют наши нервы
Воздух средней полосы,
И картошка, и консервы,
И два круга колбасы...

Круживший возле мертвецки пьяного тела Сына Меченного Излом услышал знакомое слово и вдруг выбросил из-под плаща руку:
— Дай колбаски! Колбаски дай!
Дед уважительно посмотрел на его конечность и изрёк:
— Тебе, мил чел... э-э-э... короче, тебе мы подсачек дадим. Что ж такому дару зазря пропадать?
Потом подумал и заморгал жалобливо Ланочке:
— А ты, дочка, лучше к Еноту сходи, попроси, что он мух наловил... Тебе он, чай, не откажет. Иди, милая, на тебя надёжа таперича, а я пока с ВасБураном потолкую...

Уже выходя из тоннеля, Ланочка услышала тихий дедов козлиный тенорок и в ответ по-южному горячее:
— Да у меня, генацвале, знаешь, сколько было уже ночных вылетов-шмылетов? Ни у кого столько дневных не было! А ты знаешь, как я по приборам иду? Это песня, как я по ним иду! — Вдруг ВасБуран завопил: — Та-а-я, та-а-а-я! Та-та-та-я!!! — поперхнувшись на особо высокой ноте, продолжил с жаром: — Меня, биджо, сам Данелия консультантом на продолжение "Мимины" звал! А ты спрашиваешь, успеем ли к утру! Абижаешь, дорогой! Собирай народ, грузись — и полетели! Сациви будем кушать, киндзмараули пить будем!..

*****

Абракадабр оцепенело уставился на чуть пониже Ланочкиной шеи сальными глазками.
— Абрушка, миленький, ну как ты не понимаешь? На рыбалку нужна наживка... — пояснила Её Светлость.
Енот молчал и лишь судорожно сглатывал слюну.
И тогда Графиня прибегла к последнему средству:
— Короче, будут мухи, я тебе еще один значок подарю.
— С поцелуем? — дрожащим голоском поинтересовался Енот.
— С сестринским! — великодушно пообещала Графиня.
Абр радостно заулыбался и ломанулся в сторону вагончика...

*****

...Возле Деда постепенно собирались жаждущие порыбачить.

Дон Ренсон вроде как и зубрил что-то из талмуда под названием "Все Честно Слизженые Ответы по Всем Долбаным ЕГЭ и Конспекты ИГЭ", но и он выбирал из англицкого лексикона почему-то "фишш", да "флоут", да "хук"...

Неумейка всполошился:
— А снасти где брать будем?
— Ну, спиннинг нам Ник из руки вырастит... — успокоил Борода. — Сделаешь, братка?
Т-1000 кивнул и вмиг превратил свою правую верхнюю конечность в нечто легко-раздвижное, с катушкой снизу и блестящей наклейкой "Daiwa".
— А вот поплавки... — и Дед задумчиво посмотрел в сторону Витальки Алибабаича.
— Не даст, жмотяра! — уверенно возразил НикНик.

Макар, кряхтя, нагнулся, подобрал пузырёк с надписью "клофелин", валявшийся рядом с Дитём Зоны, подкинул в воздух флакончик пару раз, скривился, покачал головой:
— Не, мы пойдем проверенным способом!
Дед отбросил химию и достал из сидора пару бутылок с брагой.

Старшой вздохнул:
— Опять мне идти?..
— Ну, можешь Ланочку попросить помогнуть, если она с Абром уже разобралась, — посоветовал Макар. — Только осторожней будь, а то пайка все тут лишимся.

*****

Виталька Алибабаевич, в неизменных разбитых очочках, деловито перебирал бутылки в своей тележке.

Ланочка решила всё-таки вначале попробовать по-хорошему.
— Алибабаич, а у тебя иголки ненужной нет?
Дикобраз, не отрываясь от сортировки тары, пробормотал:
— Это как-так ненужной?
— Ну, типа зуба молочного. Знаешь, шатается такой, вырвать его просит...
— Не, от ненужных мы во время линьки избавляемся. Сейчас все нужные остались. А ты это к чему?
— Да так... Алибабаич, а тебя линька уже прошла?
— Угу!
Старшой обреченно переспросил:
— Совсем-совсем закончилась?
Виталька, переставляя бутылки по цвету и что-то черкая в своем блокнотике, философски заметил:
— Ну дык епть! Весной линяем, а щас лето. Значится, совсем и закончилась.
— Плохо... — вздохнул Старшой. — А ты это, спать скоро будешь ложиться?
— А вам это зачем? — Виталька с подозрением уставился на бюрера и Графиню.
— Ну... Просто Дед тебе пару бутылок бражки на сон грядущий передал, чтоб крепче спалось и комары не задалбывали, — пошел ва-банк бюрер.
— Дед молодец! — облизнулся Алибабаич. — Он о друзьях не забывает! Не то что некоторые... Давай подарок сюда!
Старшой протянул презент, еще немного потоптался смущенно и контрольно поинтересовался:
— Так что, у тебя точно нигде не завалялось иголки-другой?
— Да чего ты ко мне привязался? Говорю нет — значит нет! Еще вопросы? Если нет, спокойной ночи! — и Виталька, выдернув пробку-початок из бутылки с бражкой, жадно присосался к содержимому. За пару-тройку основательных глотков осушил первую пол-литру и тут же распечатав вторую, пробурчал: — Ходют тут всякие, от дел отвлекают, понимаешь... — и затянул привычно: — Ой, мороз-мороз!..
— Ага, спокойной... Замораживайся давай поскорее... — как-то недобро усмехнулся Старшой, почему-то подмигнул Дикобразу и переглянулся с Ланочкой...

...После второй бутылки Алибабаича потянуло в сон. Он забрался в свою коляску, обнял любимые бутылки и закрыл глаза. И уже проваливаясь в забытье, Виталька услышал, как Дед кому-то обещал по ПДА: — "Ну, всё! На рассвете и двинем!"
Алибабаич хотел было поинтересоваться куда именно "двинем", но язык напрочь отказывался ворочаться.
Рядом с ним зашептались голоса Ланочки и Старшого: "Ну что, спит? — Вроде как! — Ты пустотелые выбирай! — А как я пойму, какие пустотелые? — Ладно, дергай подряд, потом разберемся! Вот тут погуще будут, глядишь, и не заметит...".
Дикобраз почувствовал боль в области хвоста, решил возмутиться, но тут наконец пришел Морфей и забрал его в свои ласковые объятия...

Рассказ Учителя Дикобраза Витальки Алибабаевича и выложен здесь с его согласия и благословения :). Все права на эту часть произведения принадлежат вышеуказанному лицу.

— Да где-ж этот Старшой? — дед Макар сидел на пенечке и раскуривал уже третью козью ножку. — Рассвет скоро — самый клев... Буран, ты заправился?
-- Под... Ик!... завязку!
-- Да вон он идет! -- Ланочка показала пальцем на появившегося Старшого с большим мешком за плечами, но все почему-то посмотрели не на Старшего, а на Ланочкин пальчик.
-- Ну наконец-то... Все готовы? Грузимся! Буран, открывай воротА. -- Дед поднялся с пенька, затушил козью ножку о каблук своего кирзача и спрятал бычок в карман. -- Ну! С Богом! -- и первый вошел в самолет.
Следом потянулись все остальные. Последней вошла Ланочка толкавшая перед собой коляску со спящим Дикобразом тихо напевая:
-- Баю-баюшки-баю...

*****

-- Здесь рыбы нет! -- заключил Енот, сидевший на берегу в обнимку с банкой с мухами.
-- Как нет? Должна быть! -- Дед Макар в очередной раз достал из воды удочку, внимательно осмотрел наживку и закинул удочку обратно.
-- Плюнуть надо было на... -- начал было Абр. Неумейка набрал в рот побольше слюней и смачно плюнул в воду почти попав в поплавок. -- ... на наживку, -- закончил предложение Енот.
-- НикНик, а у тебя как? -- Макар повернулся к Т1000-му.
Но Никник так увлекся своим занятием, забрасывая и вновь вытягивая свой спиннинг, выращенный из руки, что не обратил на деда никакого внимания.
-- Я же говорю, нет тут рыбы, -- Енот поднялся и положил банку на землю. -- Скоро приду.
Он взял свой рюкзак, отошел на некоторое расстояние, достал из рюкзака несколько пар трусов и принялся макать их в воду.
-- Чего это он? -- спросил Неумейка у Макара.
-- Полошчет.
-- А зачем?
-- Дык... Полоскун потому что. Ноблес оближ, кхе-кхе, как грится...

Ланочка сидела у костра возле давно снятого с огня котелка и с грустью наблюдала за процессом рыбной ловли. Она тяжело вздохнула, пошарилась в своем рюкзаке, достала банку консервов "Минтай в масле" и положила ее рядом с собой. Открывать, правда, не стала, пробормотав:
-- Так... На всякий случай.

Со стороны коляски послышался негромкий звеньк бутылок и оттуда высунулась мордочка Дикобраза.
-- А что это за?.. А как я тут?.. А где это мы?..
-- Бабаич, айда рыбу ловить! -- позвал Дед.
-- Ща! -- Бабаич вновь скрылся в недрах коляски.
Послышался звук открываемой бутылки, затем бульканье явно наливаемого в стакан чего-то жидкого и, наконец, шепчущий голос Дикобраза:
-- Ну! За здоровье!
Бабаич снова высунулся из коляски:
-- Быва-а-али дни весе-е-елые!..
-- Чего орешь! - крикнул Дед. -- Всю рыбу распугаешь! Иди сюда, присоединяйся.

Дикобраз выбрался из коляски, подошел к рыбачкам, заглянул через плечо Ренсона в книгу, которую тот читал периодически восклицая "Ух ты!", "Ну надо же, а я и не знал!", " Вот это да!", пожал плечами и посмотрел на поплавок.
-- А... -- начал было он, показывая на поплавок пальцем, но Дед его перебил:
-- Все-таки хорошие поплавки нам Лесник подогнал! -- и Макар заговорщически заморгал глазками братству.
Все наперебой, но дружно, начали ему поддакивать:
-- Ага!
-- Классные!
-- Изюмительные!

Бабаич еще раз подозрительно покосился на поплавок и тут заметил Енота. Лицо его расплылось в улыбке, он потер руки и в голове его родился коварный план. Правда, что это был за план, никто так и не узнал, потому как вдруг раздался страшный грохот железа. Все обернулись к НикНику, от которого из воды торчали только ноги.
-- Утомился, бедняга, -- вздохнул Дед.
-- Бензин кончился, -- предположил Неумейка.
-- Какой бензин? Он у нас на чистом спирту работает. Бабаич, у тебя там...
-- Нету!
-- ... спирт еще не остался? Что значит "нету"? А ну, тащи! Не вишь -- человеку плохо.

Дикобраз поперся к своей коляске, а остальные выволокли из воды НикНика, который все еще продолжал делать взмахи своей рукой-спиннингом.

-- Бабаич! Ну где ты там?
-- Да иду я, иду!
Дикобраз, крепко прижимая бутылку со спиртом к груди, подошел к собравшимся возле Т1000-го.
-- Давай сюда! -- дед Макар ухватился за горлышко бутылки и дернул ее.
Но Дикобраз не отпускал. Дед дернул сильнее, потом еще сильнее и наконец вырвал бутылку из рук. Он открыл бутылку и вылил ее содержимое в рот Терминатору.
-- Ну? -- Енот вопросительно посмотрел на деда.
-- Подождать надо. Пока растечетси.

Ланочка, наблюдавшая всю эту картину, опять тяжело вздохнула и достала консервный нож...

Дон Ренсон (также с иво разрешения и благословения. Опять же, все права на эту часть произведения принадлежат вышеуказанному лицу.)

Пока Ланочка доставала нож, Ренсон, не выдержав, дрожащими захлопнул книгу, прищемив себе нос.
Приглушенно раздалось что-то про «факин эдьюкейшон систем». Ренсон вскочил и с криком «Something is rotten in the state of Denmark!» зашвырнул книгу куда подальше.
Вместилище знаний, порадовав зрителей следованием законам физики (что довольно редко для движка X-Ray) мягко и благополучно приземлилась на голову Нику и, спружинив, хлопнулась на середину реки. Где и осталась плавать на поверхности, подтвердив модифицированный и одобренный ГОСТом постулат, что одни рукописи не горят, а другие – не тонут.
В воцарившейся тишине послышалось:
-- Oh, shit!..

Док Серж (с его... короче, см. выше)

-- Oh, shit!..
Из воды показалась недовольное лицо Дока Сержа, получившего в аккурат по макушке энным трудом неизвестного писателя.
-- Что за хрень мне тут по башке тюкнула? -- Док вылез из воды и пробурчал: -- Ланочка, милая! Ну кто ж так делает? Наш пушистый зайчик всё дело испортил! Кто же на рыбалку с собой рыбу берет? Плохая примета! Так что, мужики, закругляйтесь, пойдем за грибочками. Я тут такое место нашел -- обалдеть! -- самые правильные грибочки, почище питерских будут!
-- А за грибочки... того? -- предложил Макар. -- Кстати, Док, привет!..

Было тяжко.
Было очень тяжко. После вчерашнего было тяжко до чрезвычайности. Народ лежал и страдал. Хотелось пить, но встать было превыше всех возможностей.

— А я говорил, что рыбалки не будет... — послышался сипящий шепот Енота из кучи бушлатов на полу.
Дед пробурчал:
— Угу... Нострадамус ты наш. Ты своими портками всю рыбу и извёл!
— Не-е-е, это Док её распугал, ихтиандр хренов... Хуля он там в речке забыл?
Все замолчали, пытаясь представить себе причину, могущую заставить человека полезть в Припять.
— Это... экстремал наверно... Говорят, он зимой даже в прорубь ныряет... или в карты на спор проигрался... — неуверенно предположил Виталька. — Ну, или папику моему задолжал...
Все закивали головами в темноте — уж действительно, проще было утопиться в радиоактивной воде, чем подсесть на кредит у Алибабая Сталкерштейна, или попросту — Сидоровича.
— А где он, кстати? — заволновалась Ланочка.
— Кто, батя мой? — удивился Алибабаич. — В бункере у себя сидит, наверно... Где ж ему еще быть?
— Да нет, Серж...
— А-а-а... С Лесником куда-то еще ночью усвисталупили. Мастера по грибочкам, итиху их...
— Извращенцы... — проворчал Енот.
— Кто извращенцы? — встрепенулся Ренсон. — Я протестую! Я даже не был на том гей-параде. У меня фотографии даже есть, что я там не был!

Т1000 молчал и улыбался...

— Все извращенцы! — кратко пояснил Енот.
Ворочать пересушенными языками было влом, но такая спорная теория требовала по крайней мере вменяемых доказательств.
И Дед выступил рупором общественности:
— Не гони, полосатый...
— Вот ты, Макар, и есть первый извращенец! — Абракадабра понесло:— Хрена ты нас сюда притащил? Чем тебе Кордон не нравился? Сидел бы тихо, пердикулит бы свой грел... Романтики ему на старости лет подавай! Приключений! Сам баламут и всех взбаламутил. Отдыхали бы сейчас, к Походу готовились, так нет же, поперлись киселя за сорок верст хлебать...
Дед помолчал, потом спросил понимающе:
— Совсем тебе хреново, Абрушка?

Светало. Сквозь запыленные окошки Лесниковской бани пробились первые лучики солнца и внесли некоторое успокоение в гнетущую атмосферу.

— Хреново... — примирительно согласился изобличитель.
— И на заначке ничего не осталось... — то ли спросил, то ли утвердил Борода.
— Не осталось...
— Эх, Старшого бы сейчас в твой погребок заслать! Да где тот погребок... — продолжил рвать душу Дикобраз. — А где сам Старшой, кстати?
— А он, после того как нас всех сюда перетащил, обратно с Изломом и Геродотычем на рыбалку отправился, — прокомментировала пропажу Ланочка.
— Я же говорю — извращенцы! — не сдержался Енот. — Они что, за рыбой сюда поперлись?
— А зачем же ещё? — удивился Неумейка. — Нафига тогда иголки у Вит... — Дед предостерегающе кашлянул — ... у Лесника поплавки брали?
— Эх, Неумейка... Да разве это главное в рыбалке? — ухмыльнулся Дед.
— А что тогда?

Заулыбались все, несмотря на похмелье, сушняк и головную боль.

— А ты водички принеси, тогда и объясню, — попытался схитрить Виталька. — И в тележке моей заодно... О!!! Тележка!!! Нычка!!!
Народ с надеждой заворочался. Самые нетерпеливые даже сделали попытку подняться.
— Вспомнил... — с убитым видом произнёс Дикобраз. — Выпили вчера и её...
— А не звиздишь? — усомнился Дед.
— Да с тобой вчера и выпили, за Ланочкин кулинарный талант...
— Помню, — слабым голосом подтвердила Ланочка, — это было, когда Ренсон начал утверждать, что он умеет лучи добра из глаз испускать, а не только искры от Виталькиных подзатыльников, а Енот решил себе котелок на голову одеть, чтобы от излучения спрятаться. Вот тогда вы всю воду после мытья посуды из котелка выпили и начали меня нахваливать...
— А может, у Буранчика что-то осталось? — предположил Ник.
— Ага, осталось... Еще за обедом последний омыватель осушили! — возразил Неумейка.
— Ну что за люди... — посетовал Енот. — На рыбалку как следует собраться не можем, а туда же — в Поход к Монолиту собрались!

Все одновременно горько вздохнули.

Рассвело совсем и возле дверей баньки обозначился пакет с клочком бумаги сверху.
Дед крякнул и, будучи не в силах подняться, по пластунски пополз к пакету:
— Неужели... Есть! Лесник, братка! Спаситель наш родненький! Благодетель!

... В одной руке дед держал трехлитровую банку, в другой записку и читал-комментировал со слезами в подслеповато прищуренных глазах:
— "Сволочи"... это понятно... "дверь вынесли"... это починим... "майору Долга Кривенко зуб выбили"... это вставим... "Буран всю траву спалил"... это посадим...
— Да разливай скорей! — не выдержал Виталька и протянул дрожащей рукой мятую люминевую кружку.
— Бурану не забудьте оставить, — забеспокоилась добрая Ланочка, — а то кто нас назад повезет...

*****

... Когда Старшой и Ко с тремя полными ведрами ночного улова подошли к Лесниковой башне, то увидели уже обрыдшую по Кордону картину: Дед подрёмывал, привалившись к сосёнке, Виталька Алибабаевич что-то пересчитывал в своей тележке и с умным видом в разбитых очочках записывал в неизменном блокнотике, Абр строил глазки разомлевшей на солнышке Ланочке, Ник и Неумейка играли в "камень-ножницы-бумагу" на щелбаны, причем жидкий терминатор благодаря своим особенностям мухлевал безбожно, отчего лоб Неумейки уже покраснел и местами вздулся шишками, Ренсон уткнулся в очередной фолиант...

Дед кашлянул, приоткрыл один глаз, пробурчал:
— Явились — не запылились... Давай, Старшой, начинай погрузку!
— А рыбу куда? Мы что, зря её ловили? — возмутился бюрер.
— Пойди, долговцам отдай, в компенсацию, извинись за вчерашнее, ну, и попроси заодно, чтоб Леснику с ремонтом тут помогли. Скажи, Макар потом отблагодарит бражкой... И да, забери у Витальки с телеги их ружьишки — негоже им безоружным ходить. Как сделаешь — разбудишь да полетим обратно на Кордон...

... Лагерь пришел в движение.
ВасБуран потихоньку прогревал двигатели, сам морщась страдальчески от собственного рёва, Ланочка вытащила из сумочки косметичку, Т1000 и Дон Ренсон запихивали в люк бесчувственное тело Сына Меченного...
— А зачем мы назад возвращаемся? Тут до ЧАЭС осталось — рукой подать... — недоумевающе поинтересовался непонятно у кого Неумейка.
— Ну я же говорю — извращенец! — пропыхтел Енот под грузом тары. — Ты знаешь, что главное в нашем Походе?
— Нет. А что?
— Главное — это подготовка! Тщательная и всесторонняя! Так что давай, влезай — и полетели, дальше готовиться будем...

*еще немного 4 июля*

— Дед, меня долговцы не отпускают... — смущенно пробормотал Старшой.
Виталька вздыбил иголки:
— Им что, вчерашнего мало? Сейчас мы...
Бюрер успокаивающе замахал клешнями:
— Да нет, они просят остаться и про "Муху" им рассказать. А они за это и без бражки всё Леснику поправят.
— А, это правильно... Это нужное дело! — закивал Енот. — Нужно, нужно нести просвещение в тупые лбы почти солдафонов... тем более что бесплатно отремонтировать обещаются! Знацца, нам больше с Макаровских запасов останется. Так что оставляем с тобой Геродотыча и Излома, что бы не скучал, думаю, домой сами доберётесь... — и заорал внутрь самолёта: — Ну что, поехали?
Дед поморщился, пьяно кивнул головой:
— Старшой, верю — не посрамишь нашу деревню! Дерзай! Ну, и Леснику привет и спасибо заодно передашь... (А я хоть немного отдохну... — пробурчал Борода про себя) — и объявил: — Буран, задраивай люки!

******

*собственно, 5 июля*

...Вышли с утра пораньше — если всё пойдёт нормально, то есть шанс, что к вечеру уже и на Кордоне будут. Порядок движения... какой к черту порядок движения? Это пусть люди придумывают схемы и правила — Зона им вечная полоса препятствий, а они были у себя дома. Кто же у себя в доме прокладывает маршруты?

...Геродотыч накануне обмывал ремонт с долговцами, допились до того, что он достал свою тетрадку и читал что-то долго и с выражением, пусть и по-японски, но красиво и с душой. С утра мужественно отказался от опохмела (но бутылку "Казаков" соизволил покласть в рюкзак, не стал брезговать угощением), сейчас страдал, хотя и старался держаться бодрячком, однако всё прикладывался к фляге с Лесниковым травяным настоем. Но вот только...
Излом все норовил эксгибиоционистски распахнуть плащ и похвастаться трофеями — после вчерашнего обмытия и поэтического вечера долговцам захотелось и спортивной программы. Был выбран амреслинг. Простодушные долговцы купились и согласились бороться за колбасу. Нужно ли говорить, кто выиграл?.. От Излома шел такой аромат копченостей, что при порывах ветерка в сторону Геродотыча тот бледнел и лишь матерился сквозь зубы...
Старшой тоже кривился, закуривал папиросу, внося тем самым и свой вклад в амбре.
Наконец Геродотыч не выдержал:
— Все, мужики, каюсь... Переоценил я свои силы. Нужно похмелиться.
Старшой, видя мучения товарища, кивнул головой:
— Я знаю тут одно местечко для привала. Недалеко.
— Нычка Хоруса?— догадался контролёр.
— Она самая. Пошли.

...О том, что они приближаются к Хорусовским владениям, догадаться было легко — пошли аккуратные огороды, засаженные коноплей и новомодной Petroselnum (попросту — петрушкой. Как с неё добывать дурь, еще никто не знал, но поговаривали, на Большой Земле это уже писк сезона, а быть в отстающих...)
На дорожку выскочили пара снорков и уставились на гостей сквозь пыльные стекла противогазов. Как Хорусу удалось их выдрессировать, никто не знал, но "монолитовцы" так не охраняли свой священный кристалл, как Хорусовская гвардия приснопамятный танк.
— Ну и что теперь делать? Кричать "мы с тобой одной крови, брат"? — забеспокоился Геродотыч.
— Учись, студент! — оскаблился Старшой. Достал папиросу, залихватски дунул в неё так, что табак вылетел мелким облачком, показал сноркам пустую гильзу, потом протянул им пачку "Беломора".
— Хозяину, презент. От Макара.
Один из охранников выхватил коробку с папиросами, столь ловко, что вызвал вздох удивления у Излома — и парочка секьюрити прыжками скрылась в кустах.
— Ну, всё, таможня дала добро! — И Старшой уверенно зашагал по тропинке в сторону уже виднеющейся ржавой боевой машины.

... — А что это тут с деревьями такое? — Геродотыч испуганно показал на располосованную сосновую кору.
— А, это... Это Васькин гарем сюда когти точить ходит... — буднично пояснил бюрер.
— Какой еще гарем и что за Васька такой?
— Ну ты, брат, даёшь! Кто ж Ваську-то не знает? А вон он, кстати и сам...
На моторном отсеке танка сидел невероятный котяра — огромный, весь в шрамах, с переломанным хвостом, обгрызенными почти вноль ушами и лениво драл дуло пушки. Металл скрипел и заворачивался в стружку.
— А гарем его, значит... — Геродотыч испуганно заозирался.
— Угу, правильно подумал, пяток химер к нему еще в прошлом году как прибились, так и живут здесь. Да ты не боись, при Ваське они смирные... почти, — Старшой успокоил друга и заискивающе заулыбался истязателю бронетехники: — Васька, иди сюда, засранец ты эдакий! Смотри, что мы тут тебе принесли...

Васька принюхался и спрыгнул с танка поближе к Излому.
Излом заворчал было недовольно, но сник под пристальным взглядом кошачьего султана и достал из-под плаща палку сырокопченой.
Колбаса была принята благосклонно, уплетена за один мощный укус. Васька подобрел и, довольно урча, стал тереться о ноги Геродотыча. Геродотыч шатался, но, поглядывая на борозды по броне, стоически терпел.

Люк заскрипел, открылся, и вместе с клубами густого, приторно-дурманящего дыма из него показалась голова Хоруса.
— О! Привет! — почему-то шепотом обрадовался Хорус.
— Привет! А ты чего это вполголоса? — тоже понизил тон Старшой.
— Да гость у меня тут... Спит сейчас.
— Не Док Серж ли?
— Он самый, умаялся, бедный, пока грибы искал...
— А, ну тогда можешь не волноваться... — успокоил бюрер. — Ему хоть оборись, он дома и не к такому привык. Мне он сам рассказывал — кто в Зону за деньгой идёт, кто за приключениями, а он от своих баб сбёг. Их у него цельных шесть штук дома!
— Ипать-манать! — только и смог вымолвить Хорус. Помолчал, добавил: — То-то я смотрю, он Васькиному бедламу не удивился, глядит да посмеивается и рукой так пренебрежительно машет... — и поинтересовался у Старшого: — Ну, а вы какими судьбами здесь очутились?
— Да так, с рыбалки возвращаемся...
— А! Серж что-то такое рассказывал, а и не поверил вначале — думал, парень грибов перебрал! Ну как, удачно прошло?
— Ну, как всегда... — вздохнул бюрер. — Ты же знаешь, где наши старперы и фауна соберутся...
— Угу, дальше можешь не продолжать. А я то думаю, что это Лесник даже не заглянул, по "ПДА" попросил Дока подобрать на границе моего участка, а сам домой быстро рванул... Ну, и много на этот раз чего сломали?
— Ну как сказать... За день всё с долговцами починили.
— А, понятно, — Хорус кивнул на привалившегося в изнеможении к танку Геродотыча: — Это, он значит, с Долгом так, болезный?..
— Ну да, практически наравне с ними пил.
— Силён, бродяга! Ну, сейчас поправим. Есть "мацанка", есть "молочко". Что доставать?
Геродотыч осторожно, но твердо затряс башкой:
— Не, я лучше со своих запасов...
— Ну, как знаешь! — не стал обижаться Хорус. — А я, знаете, больше всё-таки от природы дары люблю. Давай, Старшой, доставай папиросы, ща попробуем недавнего урожая... Кстати, Геродотыч, у меня пиво есть. Хоть пенное будешь?
Контролёр пожал плечами — мол, там дальше видно будет...

...Ласковое солнышко пригревало полянку, тихий ветерок шуршал хвоей многострадальных желтых сосенок. Где-то вдалеке урчали Васькины подруги со своими разборками.
Посвежевший после опохмелки Геродотыч оценивающе поглядывал на банки "Оболони", Старшой разводил костерок для чая, Излом подозрительно косился на выписывающего вокруг него зигзаги Ваську и лишь поплотнее запахивал плащ...
Хорус сидел и тщательно, с аптекарской точностью, забивал уже второй косячок.
— Эх, благодать тут у вас, на природе! — послышался из-за танка разомлевший голос Дока.
И спорить никто не стал. Да и о чём тут можно спорить, скажите на милость?
Старшой только и спросил в ответ:
— Док, тебе вначале чаю или водки?..

...Однажды, в студеную зимнюю пору,
Сижу за решеткой в темнице сырой.
Гляжу – поднимается медленно в гору
Вскормленный в неволе орел молодой.
И шествуя важно, в молчании чинном,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
Кровавую пищу клюет под окном...

<микс>

Накануне никуда не вышли – Геродотыч умудрился превратить опохмел в пьянку, длившуюся почти до утра, Док помогал как мог, Хорус с пивом не отставал от компании – короче…
… Короче, не вышли и днем – и Старшой злился на Геродотыча, на себя, на свою лень – и в то же время глубоко в мозгах ворочался червячок бунта: – «Да что я ему, слуга какой-то? Обойдется Макар пару дней без меня, сильнее не облысеет…»
И вообще, должен же быть у человека, даже если он бюрер, хоть раз в году выходной?

*****

Свечерело.
Компания почти в том же составе, только Док отсутствовал – набрал всё-таки грибов и ушел к Леснику учиться его рецепту (да и крепкое пойло закончилось, а пиво сегодня что-то тяжко ему шло – а у Лесника, как известно, «Компасовка» не переводилась...), лежала на прогревшейся за день земле. Каждый занимался делом по интересам.
Хорус забивал выпотрошенные бумажные гильзы "шайтан-травой" и складывал получившиеся белые остроносые патроны рядком один к одному в портсигар, не забывая отхлебывать пиво из банки.
Излом периодически доставал из-под плаща последнюю оставшуюся палку колбасы, обнюхивал под жадным Васькиным взглядом и вновь прятал обратно.
Геродотыч успокаивал Старшого:
– Да не расстраивайся ты так! Ну, сегодня не дошли, так завтра на Кордон попадём! Ничего с твоим Дедом не случится. Тем более что Енот и Дикобраз с ним! – посмотрел на еще более опечалившуюся морду Старшого, признал: – Хотя да, вот это я по моему зря сказал...

Вдруг над башней танка, рядом с аномалией, зажглась яркая точка, вспыхнула нестерпимо, до боли в глазах, преобразовалась в чёрную дыру и оттуда появились Сингулярность с Неумейкой.
– Привет, бродяги! – помахал рукой Синг и осведомился у попутчика: – Ну как, быстро прибыли? Понравилось?
Неумейка стоял с ошарашенным видом и только беззвучно шевелил губами.
Синг подмигнул ему:
– Ну вот, а ты спрашивал, почему на Буране рыбачить летали... мой способ путешествия с непривычки сильно на мозги влияет, обычно после этого как минимум два стакана засадить нужно. – Повернулся к компании: – У вас