Зима. Вьюга. Всюду, насколько хватает взгляда, расстилается белизна. Мириады жестких, колючих снежинок кружатся в безумном вальсе. Уже не разглядишь, где небо переходит в земную твердь.
Холод…
Ветер бушует, не зная устали. Посреди белой равнины упрямо прокладывает себе путь сквозь ярость стихии одинокая фигура. Северный ветер, не желая мириться с такой дерзостью, изо всех сил старается сбить наглеца с ног, но тот лишь плотнее кутается в чёрный плащ, поправляет ремень сумки и продолжает идти. Заключённая в перчатку рука ещё сильнее сжимает трость с набалдашником. Медные бляхи на плаще и шляпе давно потемнели от времени. Чёрный плащ с полами до пят. Из-под старой шляпы с прямыми полями виднеется белый клюв маски.
Путь был долог и извилист. Из ниоткуда в никуда.
Других маршрутов не осталось.
Странник видел море – оцепеневшее, скованное вековым льдом, и корабли – холодные, мёрзлые, которым уже никогда не суждено отправиться в путь.
Он видел деревни, точнее, их чёрные, обгоревшие, болезненные останки, почти полностью покрытые снегом. Что творилось в последние дни, уже не узнаешь. Но многие посёлки на его пути были сожжены.
Он видел дороги, покрывшиеся сеткой трещин, и автомобили – ныне бесполезные груды металла. Навсегда остановившиеся там, где их застал последний час.
У него было много времени. Больше, чем вечность. Когда отзвучал последний аккорд всемирной драмы, Хронос собрал вещи и ушёл, тихо прикрыв дверь.
Мир не скучал.
Эта земля раньше звалась Италией. Впрочем, ныне названий нет ни у земель, ни континентов. Есть лишь всепоглощающая, безжалостная зима.
Буря постепенно стихала, но это уже не так важно – к тому моменту путник добрался до леса.
Деревья натужно скрипели на ветру. Лысые, чёрные, отчаянно тянущиеся к уже почти что слившемуся с землёй небу.
Странник остановился и с минуту простоял в неподвижности, после чего бросил трость под корни ближайшего дерева, а сам быстро забрался наверх. Усевшись на ветви, он замер.
Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем странник спрыгнул вниз. Когда он оказался на земле, на снегу было уже две цепочки следов – вторая, более крупная и глубокая, вела в противоположном направлении.

Первой пришла чума. Двигаясь неспешно и без шума, она мягко обняла доминирующий род. Когда масштабы бедствия стали уже очевидны, было слишком поздно, ибо начиналась война.
Две сестрицы сделали своё дело, и голод вступил в свои права. В отличие от предыдущих бедствий, от него никто не способен убежать.
А там уже, выждав театральную паузу, на сцену вышла смерть, до того тихонько подглядывавшая из-за кулис.
И опустился занавес.

Он брёл по автостраде, пробираясь меж остовов бесчисленных машин. Одни уезжали, зачастую просто для того, чтобы не сидеть на месте. Другие направлялись в город, там, где лежит камень, находя его лучшим местом для обращения к небесам. Исход был один для всех. Небо же практически слилось с землёй воедино.
Город, с которого началась когда-то новая эра, должен быть где-то впереди – но поднимающаяся стихия вновь накрыла горизонт серой вуалью.

Город сохранил былое величие. Пусть он обезлюдел, пусть его улицы непроходимы из-за сугробов – он всё ещё был достоин восхищения.
Ветер со свистом гулял по улицам, поднимая белые вихри. Застывшие автомобили погребены под слоем снега. Дома смотрели тёмными провалами разбитых окон. Вывески и дорожные знаки со скрипом раскачивались на ветру.
В городе не осталось даже привидений. Путник с трудом прокладывал себе путь, порой проваливаясь по пояс. Он был упорен, и упорство было вознаграждено - он вышел на искомую площадь.

Храм – древний, величественный, по сей день внушающий трепет - устоял. Ни одна бомба ни коснулась его. Это было, можно сказать, последнее чудо. Даже та, что, вроде бы, была направлена прямиком на купол, пала на середину площади, образовав глубокую воронку.
Одинокая чёрная фигура странника выглядела на фоне храма совсем крошечной.
Могучие двери были отворены. Через оконные проёмы падал холодный свет, кое-как рассеивая тьму огромного нефа. Шаги путника отдавались громким эхом. Неф, казалось, строили древние великаны, настолько огромным было пространство. Белая маска, равнодушная ко всему, то и дело задирает клюв, стараясь разглядеть некогда божественную роспись.
Базилика в центре нефа оказалась разрушенной. Миновав её, путешественник пошёл дальше - туда, где за кафедрой, на небольшом возвышении, в окружении статуй располагался трон.
Подойдя к кафедре, странник опустился на колени и преклонил голову.
На небольшом овальном витраже повыше трона должен был быть изображен голубь.
Но стекло давно выбито.
Странник сидел, и картины увиденного прокручивались в его сознании. Всюду царил холод. Бесконечный холод. И людей больше нет. А значит, смерть осталась без работы.
Почувствовав движение за спиной, путник рывком развернулся, на ходу замахиваясь тростью. Ударом волосатой лапы сорвало клюв-маску, и чёрные одежды пали вниз грудой тряпья, а сверху спланировала старая шляпа с прямыми полями.