Преуспевающий «айтишник» из Минска Артем (имя изменено) мог бы позволить себе слетать в отпуск на Филиппины или Гоа, но отправился в чернобыльскую зону отчуждения. Поселился на несколько дней в заброшенной припятской квартире, пил отфильтрованную речную воду, гулял по крышам, любуясь закатом и подсветкой нового купола ЧАЭС. «Спрашиваете, что я там забыл, зачем мне все это? А что влечет альпинистов в горы, дайверов на дно моря? — отвечает вопросом на вопрос 26-летний Артем. — Я не устоял перед притяжением зоны». Публикую его рассказ о рискованном пятидневном путешествии.



— Пока не стал активно работать, в Беларуси я облазил все, что можно. Ракетные шахты, бункеры времен холодной войны, заброшенные заводы, прошел всю подземную Немигу. В Припять тянуло давно… Этой осенью с другом решили: пора. Не подумайте, что я один из тех, кто переиграл в «Сталкера» и имеет представление о зоне только по компьютерной игре. Темой интересуюсь давно. В свое время сильное и тягостное впечатление на меня произвела документалка, снятая в первые месяцы после трагедии. Запал в душу фильм «Хроника трудных недель».

Попасть в зону сегодня можно вполне легально. Только из Минска в Чернобыль и Припять возят несколько фирм. Официальные экскурсии там проводят по определенным маршрутам, от которых нельзя отклоняться. Хочешь, например, зайти в жилой дом — тебе не позволят. Ну что за интерес шастать по исхоженным местам, фотографиями которых завален весь интернет? Мы хотели увидеть другую зону, не туристическую.

Полазив по сайтам и социальным сетям, мы нашли проводника. Он согласился доставить нас в Припять, минуя патрули милиции, поселить там в квартире и показать разные места. Хорошо осознавали, что такая вылазка нелегальна. Перейдя за колючую проволоку, мы автоматически становились нарушителями закона.

Какая ответственность нам грозила? Незаконное проникновение в зону отчуждения в Украине считается административным правонарушением и наказывается штрафом в 400 гривен. Белорусов могут оштрафовать на 680 гривен — за нарушение правил пребывания в Украине. На наши деньги это что-то около 520 тыс. Но если выносишь с собой металл — это уже уголовная статья, можно и срок получить. Кстати, металл в зоне все еще пилят и лес вовсю рубят. Позже мы в этом сами убедились.

Договорившись обо всем с проводником, мы купили билеты на поезд до Киева. Конечно, отправляясь в Украину, я сделал глупость, одевшись как на войну. На мне были парка бундесвера, камуфляжные штаны, в рюкзаке — сапоги химзащиты, термобелье, горелка, спальник, система фильтрации воды. Пограничники долго допытывались, куда я еду и зачем.

Из Киева на маршрутке добрались до поселка Иванков. Когда стемнело, вместе с проводником сели в такси и доехали до одной полузаброшенной деревеньки на границе 30-километровой зоны отчуждения. Там ночью и перешли через колючую проволоку.

Наш проводник — мужик, фанатично преданный зоне и знающий о ней почти все. Он водил туристов в Чернобыль раз 50 и хорошо ориентируется, где пройти можно, а где рисковать не стоит. На милицию у него чуйка. Проникли мы осторожно и оставались незамеченными на протяжении всего пятидневного похода. А вот одному моему знакомому, с которым мы планировали встретиться в Припяти, не повезло. Он решил идти в одиночку и пересекал границу в 15 километрах от нас. Пройдя «колючку», он вышел на дорогу, где к нему подъехала патрульная машина. Парня выследили, оштрафовали и выпроводили из зоны.

Первые часа два мы продирались через какое-то болото, где мне фатально не повезло: потерял спальник. Кинулись искать, но где там. Только вымотались и потратили еще часа полтора. Что делать? Костры разводить нельзя (загрязненная зона все-таки), а ночью передавали заморозки. Первая мысль — вернуться назад. А потом махнул рукой: да ну его к черту! Я не новичок в походах, бывали ситуации и опаснее.

Продвигаясь дальше, мы видели штабеля спиленных стволов у дорог. Легально это делается или нет, не знаю. Проводник рассказывал, что в зоне официально работают вахтовики-лесорубы. Наверное, в такой заготовке нет ничего плохого, если ее контролировать и проверять продукцию на радиацию. Другое дело — черные «металлисты», сборщики ягод, грибов, яблок. Они все еще не перевелись и встречались нашему проводнику не раз.

Пройдя в первую ночь километров 12, мы отсыпались в заброшенной деревне. У нашего проводника там оборудована ночлежка — матрасы, какая-то мебель. Был страшный дубак — натянул две куртки, двое штанов. Днем отогревался чаем, наяривал тушенку с гречкой.



Весь день мы провели в деревне. Передвигаться в это время по дорогам опасно. Нарваться можно на кого угодно: милицию, сотрудников зоны, лесников. Делать было особо нечего. Играли в шахматы, потом пошли исследовать окрестности. Нам попадались остатки колхозных построек и теплиц, ржавые остовы комбайнов на мехдворе, кабины грузовиков.







Местное зернохранилище оказалось копией одной из локаций в «Сталкере».



То и дело я спрашивал у проводника, когда же начнется радиация. В первый день наш дозиметр не фиксировал превышений фона. 0,12, 0,15, 0,2 микрозиверта в час — не больше, чем в Минске. Фразу «Вот теперь включай свой дозиметр» наш провожатый произнес только ночью, когда мы приблизились к печально известному Рыжему лесу, принявшему на себя наибольшую долю выбросов радиоактивной пыли. Во время дезактивации лес ликвидировали, а на его месте высадили новые деревья. И все же захороненные в земле стволы продолжают прилично фонить.

4, 6, 8 микрозивертов в час — фон повышался с каждым шагом, поторапливая нас. Известное дело: физически радиацию никак не чувствуешь, и от этого немного не по себе. Выйдя из леса, дальше шли по прямой дороге к заводу «Юпитер».

К тому времени у нас заканчивались запасы воды. Пустые баклажки наполнили на заводе, где проводник показал затопленный грунтовыми водами кабельный коллектор. Уже добравшись до квартиры, воду отфильтровали, прокипятили на портативной горелке. Пить можно.

В ту ночь со мной приключилась еще одна неприятность, по своей фатальности сравнимая с потерей спальника. Когда мы уже были в Припяти, на моих натертых берцами ступнях взорвались мозоли. Боль нестерпимая. Хорошо, что до квартиры оставалось ковылять пару километров.

У каждого проводника в Припяти есть одна или несколько квартир для заселения туристов. Как выглядит это жилище? Там не течет потолок, есть двери и целые стекла хотя бы в одной из комнат, стоят кровати с матрасами, шкафы, тумбочки — минимальный набор мебели. Обои, как правило, подклеены и не свисают со стен. Во всем городе, наверное, около сотни таких квартир. Если милиция обнаруживает перевалочную базу, квартира включается в маршрут патрулей. Потому проводники вынуждены время от времени искать новые места для ночевок. Сталкерские квартиры тщательно оберегаются: с наступлением сумерек окна завешиваются черными пакетами, чтобы свет от свечей и фонариков не пробивался наружу, выдавая тем самым присутствие людей.







В туалет принято ходить либо на балкон, где все смывается дождями, либо в квартиры, расположенные несколькими этажами выше или ниже. Так что близость «берлоги» сталкеров можно определить по специфическому запаху.

Заселившись, мы поднялись на крышу, откуда открывался впечатляющий вид на ЧАЭС и новое укрытие четвертого энергоблока.



Ночевать в заброшенной многоэтажке, конечно, та еще жуть. По всему дому скрипят и ухают двери, форточки, что-то гремит в лифтовой шахте. Впрочем, мы быстро привыкли к этим звукам. Главное — понять, что Припять — просто оставленный людьми город, место с трагической судьбой. Никакой мистики и чертовщины здесь быть не может.

За три десятка лет без людей город почти растворился в лесу. Идешь по узкой асфальтированной дорожке — а это на самом деле бывший проспект. Вдруг смотришь: как-то не в тему возник железобетонный фонарь среди деревьев. Шагнешь в сторону — из зарослей внезапно выступает подъезд серой многоэтажки.





От местного футбольного стадиона остались трибуны, осветительные мачты, беговая дорожка. Там, где когда-то гоняли мяч, растет лес высотой с девятиэтажный дом.





Так выглядит причал на набережной, где швартовались пассажирские теплоходы.



Рядом с набережной находится бывшее кафе «Припять». У его стены сохранились ржавые автоматы с газировкой. Граненый стакан, наверное, принес с собой и оставил какой-то фотограф, искавший атмосферный кадр.



Внутри местных школ







Дворец культуры «Энергетик».







— Припять — это не просто пустой город. Это памятник крупнейшей техногенной катастрофе в истории. Природа берет свое, но больший ущерб по-прежнему наносят люди, — рассуждает Артем. — С годами исчезает не только металлолом, но и что-то духовное. Этой весной произошел циничный случай. Какие-то малолетки проникли в город с баллончиками и закрасили своей мазней трогательную надпись на стене «Прости меня, мой дом родной». Она была дорога как память для всех переселенцев.

В городском парке аттракционов продолжают ржаветь машинки «автодрома» и колесо обозрения. Это место считается не самым безопасным. В 1986 году на площадку неподалеку садились вертолеты, которые сбрасывали свинец в дымящееся жерло реактора.





Дозиметр вселяет ложное чувство безопасности, показывая всего 0,62—0,72 микрозиверта в час. Норма превышена примерно в 3—3,5 раза.



Мох, известный своей способностью накапливать радиацию, дает уже 2 микрозиверта в час — десятикратное превышение нормы.



— Перед походом я думал, что в Припяти мне будет не по себе. Воображение рисовало мрачные картины города-призрака. На самом же деле я никогда прежде не чувствовал себя так спокойно, как здесь. Никаких телефонных звонков, никакого интернета, никаких техногенных звуков. Чистый воздух, яркие звезды и торжество природы над цивилизацией. Было время остаться наедине с собой и поразмыслить о разном.



За время пребывания в городе минчане повстречали только двух людей. Это были еще один проводник и сопровождаемый им 46-летний украинский турист.

— Мы услышали их голоса, когда зашли в 16-этажку, — вспоминает Артем. — Некоторое время затаились и наблюдали: а вдруг милиция. Потом познакомились и разговорились. Оказалось, они шли до Припяти не два дня, как мы, а четыре.

Одним из самых грязных объектов во всей Припяти считается медсанчасть №126. Вернее, небольшой ее подвал. В первые дни после аварии в медсанчасть привозили пожарных, получивших смертельные дозы облучения. Их одежду, буквально светившуюся радиацией, сбрасывали в подвал. Среди исследователей Припяти время от времени находятся отчаянные парни, рискующие спуститься туда. На первом этаже здания валяются их белые защитные костюмы и перчатки.



— Там все еще лежат вещи ликвидаторов. Для идейных сталкеров это почти святое место. Спуститься в подвал, увидеть все своими глазами, поклониться подвигу людей, первыми принявших на себя удар радиации, — говорит Артем. — Я рисковать не стал. Наглотаешься радиоактивной пыли — и она будет долго отравлять тебя. От этой пыли не спасет обычный респиратор. Мне хватило дотронуться до подшлемника одного из пожарных. Дозиметр показал более 50 микрозивертов в час.



Артем вместе со своим другом и проводником провели в городе три дня. Дальше по плану была радиолокационная станция «Чернобыль-2» — гигантское сооружение из антенн в 9 километрах от ЧАЭС. Из-за мозолей, потери спальника и заморозков от продолжения похода пришлось отказаться.

— Я хотел отпустить друга с проводником дальше, а сам пошел бы сдаваться на КПП. В зоне не пропадешь. Всегда можно позвонить в милицию и сообщить, где находишься, выйти на дорогу и ждать, когда тебя заметят и задержат. Самое неприятное, что ждет в такой ситуации, — это всего лишь штраф и разговор с особистом в Чернобыле. А дальше — маршрутка, Киев, вокзал и поезд до Минска. Но друг решил не бросать меня. Проводник кому-то позвонил и сообщил, что утром нас подберет машина на окраине Рыжего леса.

Остатки наших продуктов проводник собрал в пакет и куда-то унес — сделал «закладку». Может, пригодится другим парням, которые будут жить здесь после нас.

Мы выдвинулись из Припяти ночью, чтобы пройти путь до назначенного места в темноте. Потом еще околачивались не меньше часа на опушке леса. Фон в том месте колебался от 4,5 до 9 микрозивертов в час. Послышался звук мотора. Мы не знали, кто это едет, побежали прятаться в лес. И там фон подскочил до 20 микрозивертов — стократное превышение нормы. Мы резко назад. Кто бы там ни ехал — пусть замечают, здоровье дороже.

Добрались до границы зоны быстро. Я так и не узнал, кто нас подвозил. Может, один из лесников. Проводники тем и хороши, что у них есть свои люди в зоне…



Спро́сите, не нахватался ли я радиации? Данные измерителя говорят о том, что по итогу я получил треть от того, что получают при прохождении флюорографии. Это не значит, что в зоне безопасно. С нами шел матерый сталкер, знающий фонящие места. Потому все завершилось относительно благополучно, не считая потерянного спальника и поврежденных мозолями ног. А в одиночку туда, пожалуй, лучше не соваться.

Вы хотите знать, пойду ли я в Припять еще раз? Вопрос давно решен. Зона — она такая, затягивает…