Я подхожу к ним со своим бокалом, Гуталин сгребает меня за куртку,
сажает за столик и говорит:
- Садись, Рыжий! Садись, слуга сатаны! Люблю тебя. Поплачем о грехах
человеческих. Горько восплачем!
- Восплачем, - говорю. - Глотнем слез греха.
- Ибо грядет день, - возвещает Гуталин. - Ибо взнуздан уже конь
бледный, и уже вложил ногу в стремя всадник его. И тщетны молитвы
продавшихся сатане. И спасутся только ополчившиеся на него. Вы, дети
человеческие, сатаною прельщенные, сатанинскими игрушками играющие,
сатанинских сокровищ взалкавшие, - вам говорю: слепые! Опомнитесь,
сволочи, пока не поздно! Растопчите дьявольские бирюльки! - Тут он вдруг
замолчал, словно забыл, как будет дальше. - А выпить мне здесь дадут? -
Спросил он уже другим голосом. - Или где это я?.. Знаешь, Рыжий, опять
меня с работы поперли. Агитатор, говорят. Я им объясняю: опомнитесь, сами,
слепые, в пропасть валитесь и других слепцов за собой тянете! Смеются. Ну,
я дал управляющему по харе и ушел. Посадят теперь.