11 июня, 2006 год, окрестности села Новоселки, Чернобыльская Зона Отчуждения, Украина, 09-30

- Ты уверен, что мы идем в правильном направлении? – спросил Снегирь, поправляя ремешки рюкзака. Тот давил на спину, тер плечи лямками и бил поясницу банкой консервированной тушенки, что очень некстати была уложена в самый низ шестидесятилитрового баула.
- Да, «Дуга» там, - махнул вперед лейтенант Нефедов, идущий в голове их маленькой колонны.
Его прислали недавно, буквально пару дней назад, на замену ушедшего на больничный Петренко, неудачно подвернувшего ногу на тренировке. Новый командир Снегирю пришелся не по душе. Он вообще не любил перемены и надеялся, что Нефедов лишь временно и Петренко вернется, как только подлечит конечность. Сработаться за столь малый срок они не успели, что тоже раздражало пулеметчика. В любой операции основа успеха – слаженная команда, действующая как единый механизм. Достигается это путем долгих тренировок, на которых бойцы «притираются» друг-к-другу. А о какой слаженности может быть речь, когда Нефедова им представили два дня тому назад?
Незнакомый Снегирю командир вел группу по каким-то своим, понятным лишь ему, ориентирам. Боец, как не вертел головой по сторонам, не мог заметить ничего выдающегося и не понимал, каким именно образом ориентируется лейтенант. На карте, мельком показанной бойцам, тут было сплошное поле, заросшее высоким и густым сорняком. Только откровенно дрянное, давно заброшенное и явно скучающее по руке пахаря, оно раздражало выросшего в деревне бойца. Понимая, что прошло двадцать лет и никто уже давно не выводил трактора с комбайнами, распахивая землю, не сажал тут картофель или кукурузу, хлеб или пшено, Снегирь злился. Жатву никто тут уже не начнет, слишком много радионуклидов в землю ушло. Откушаешь потом такой картошечки, хоть и с салом да водочкой – будешь издалека похож на светофор и всю жизнь не будешь пользоваться фонариком. Хотя длительность такой жизни оставит желать лучшего, месяц-другой максимум. Да и трактора, с сеялками, комбайны с непременно следующими за ними грузовичками, давно уже сгнили на одном из многочисленных кладбищ техники, вместе с участвовавшими в ликвидации автомобилями, вертолетами и даже бронетранспортерами. Или же растащены многочисленными предприимчивыми товарищами на запчасти и металлолом. Таких, если верить газетами, частенько ловили в округе. Впрочем, чему удивляться, если в заброшенных городах даже мебели толком не осталось, вся куда-то пропала. Нет, конечно, ее уничтожали, но не верил Снегирь, что во времена советского дефицита все было пущено «под нож». Наверняка нашлись и те, кто вывез приглянувшийся сервиз, пианино или диван в какую-нить отдаленную деревушку, заброшенную еще до перестройки, и когда все стихло, перевез чрез кордон. Ну не знали тогда толком о вреде радиации и ее влиянии на организм.
Прошло всего полтора часа, как они распрощались со второй, «туристической», группой и свернули в поля, продираться чрез кусты, овраги и редкие заросли дикорастущей, еще недоспевшей, земляники, что так и просилась в рот. И будь это простое поле, где-то на учениях, под Киевом, Снегирь бы не удержался и слопал бы пару-другую горстей ягод, но помня о перспективе распугивать гопников в подворотнях светом своего тела, лишь оставил себе зарубку в памяти, по возвращению сходить на рынок.
- Может, привал? – в очередной раз отводя в сторону цепляющийся за кустарник «ПКМ», спросил Снегирь.
Эти девяносто минут давались ему с трудом. Снегирю, наверное, было тяжелее всех. Тащить в руках «ПКМ» и рюкзак со снаряжением и взрывчаткой – не легкий труд. Он не был хлюпиком, но к пулемету он не привык, «работая» обычно старым добрым автоматом Калашникова. Да и потяжелевший на почти десяток килограммов рюкзак сил не прибавлял. И что обидно, никто так и не сказал, зачем нужно нести, помимо стандартной амуниции, два десятка тротиловых шашек и взрывателей. Полковник только отшутился, типа «фейерверк» будет и дал какие-то инструкции Нефедову, отведя того в сторонку. Лейтенант же отмалчивался да ограничивался отмазками в духе «потом увидишь». Успокаивая себя тем, что «Пулемет Калашникова Модернизированный» - отличная скорострельная машинка, а его вес – не такой уж минус, учитывая скорострельность и здоровый, на две сотни тяжелых, калибра 7.62, пулек, короб. Чуть меньше, чем десяток магазинов к «калашу», но и перезаряжаться нужно не десять раз. Еще один такой короб висел на разгрузке, а грудь украшала накинутая крест-на-крест, по-моряцки, лента, добавляя сходства с революционным матросом. Заменить только кевларовый шлем на бескозырку с двумя ленточками да в зубы трубку – будет полное попадание в образ. Черная униформа и так похожа на бушлат
- В лес зайдем и передохнем.
До видневшегося впереди «забора» из елей и прочих хвойных деревьев, биология никогда не была его сильной стороной, было, на глазок, еще около километра и Снегирь приуныл. Привал еще далеко, а вопросов, которые солдат планировал на нем задать, был вагон и маленькая тележка плюс, временами, появлялись новые. Начиная от тривиальных «куда идем и зачем» до «нахрена нам взрывчатка». Вопрос по сроку командировки вроде как отошел на второй план, примерно три дня. Два – здесь, обещали забрать тринадцатого, еще сутки на написание рапортов и, глядишь, дадут неделю отдыха. В первого взгляда – все просто. Марш-бросок по пересеченной местности с небольшими остановками, две точки, которые нужно посетить, подобрать там людей и вывести всех к точки эвакуации. Вот только взрывчатка, два трупа на КПП и весьма туманные инструкции по выходу с Чернобыльской Зоны заставляли напрячься. И если тротил еще как-то можно объяснить необходимостью уничтожения каких-либо материальных ценностей, вывезти которых возможности нет, то вот для проблемы эвакуации такого объяснения найти не удалось. И если катер еще куда ни шло, то вот транспортный вертолет в центре Припяти сажать, наверное, негде. Хотя, вроде там есть стадион и довольно просторная центральная площадь, но все равно – мутно слишком, учитывая, что одна вертушка тут уже пропала. Ее, по возможности, тоже было необходимо найти, если будут признаки оной не особо далеко от проложенного маршрута. Интересно, что полковник имел в виду, говоря о «признаках»? Дым от чадящей тушки или саму тушку вертолета?
Задумавшись и не успев среагировать на внезапно появившийся под ногами овражек, идущий замыкающим Снегирь кубарем полетел вниз, под хохот товарищей, что проявили чуть больше внимания и аккуратно спустившимся по склону.
- Могли бы и предупредить, - буркнул, оттирая дерьмо с наколенника, Снегирь.
- А нехрен ворон считать, салага, вон, в говно вляпался, уроком будет, - скалился Орех.
Коренной киевлянин, Орех, сколько его Снегирь помнил, был заносчив и высокомерен. Козыряя своим статусом «местного», Василь любил хвастнуть своей квартирой в Шевченковском районе, доставшейся от рано умерших, погибших в автокатастрофе, родителях, подкалывая живших в общежитиях и съемных квартирах сослуживцев. Снегиря, что только год назад устроился в управление, после года в пограничной службе, на контракте, и приехавшего в Киев из небольшой деревеньки под Луцком, он прозвал «колхозником» и при случае, старался задеть. Вот и сейчас столичный житель, вместо того, чтобы подать руку зазевавшемуся товарищу, ржал в голос, забыв об осторожности. А вот Снегирь перестал оттирать наколенник и насторожился. Дерьмо было явно свежее, не двадцатилетней «выдержки» и его было слишком много. Такую кучу могла оставить после себя корова или лошадь, но откуда им здесь взяться?
- Движение справа! – закричал неожиданно Нефедов, уходя перекатом в сторону и передергивая на ходу затвор, с предохранителя автомат был сразу после прохода шлагбаума КПП «Дитятки», что отделял «большую землю» от Чернобыльской Зоны.
Снегирь, плохо помнящий устройство пулемета, только начал снимать его с предохранителя, как из кустов вырвалось нечто. Черная, огромная собака, больше похожая на теленка, чем на представителя семейства псовых, сбила замещавшегося Ореха, что только-только отсмеялся и в недоумении начал разворачиваться в сторону зверя. Успевший заметить полное отсутствие глаз у собаки, Снегирь хотел было отбросить тяжеленный пулемет в сторону, чтобы помочь товарищу, как из кустов на него выскочили еще три твари и боец тут же позабыл обо всех плюсах своего оружия. В ближнем бою быстро вскинуть пулемет не выходило, а откинуть его мешал ремень.
Одна из наиболее шустрых безглазых псин прыгнула прямо на пулеметчика и, придавив своей тушей, повалила на землю. Впавший в ступор боец уставился в пустую, безглазую морду тяжелой, под сотню килограмм, твари. Испещренная шрамами, порезами, сочащаяся гноем из-под слипшихся век, с огромными, подходящими больше волку, клыками, страхолюдное рыло собаки пускало слюни на Снегиря и явно готовилось им отобедать.
Заорав во всю глотку, Снегирь выхватил из набедренной кобуры пистолет и, с силой втолкнув его в пасть образины, кривясь от страха и смрада, отворачивая лицо на бок, нажал на спусковой крючок. А потом еще и еще, пока боек не щелкнул сухо, отправляя затвор на задержку, сообщая об опустошенном магазине. А Снегирь все продолжать жать, пока не почувствовал, что зверь обмяк.
Буквально выскочив из-под тела собаки с дырой в затылке, солдат откинул в сторону пистолет, вскинул пулемет и дал очередь по кустам, откуда спешили все новые и новые твари, словно сошедшие с романа про поместье Баскервиль. В шедевре Конана Дойля собачка оказалась лишь вымыслом, в отличии от своих побратимов из Чернобыля.
Увернувшийся от своей собаки и убивший ее короткой очередью Нефедов прикрывал огнем встававшего с земли Ореха, сжимающего окровавленный штык-нож и явно находящегося в ступоре.
- Автомат хватай, дурень! – крикнул ему лейтенант, не прекращая поливать свинцом кусты.
А собаки все перли и перли, сваливаясь под дождем из пуль в огромную, бесформенную кучу, на которую, словно играя в «царя горы», лезли все новые и новые псы.
Кончилось все так же неожиданно, как и началось. Звери просто перестали появляться в перекрестье прицела. Как раз вовремя, короб пулемета подозрительно полегчал.
- Нихрена себе собачки. Это не собаки, это кабаны, мля. Снегирь, что с патронами? – убирая пустой магазин в подсумок сброса и заряжая новый, прошептал лейненант, оглядывая поле боя.
- Короб пуст, практически, - стуча зубами от страха, Снегирь аккуратно опустил пулемет стволом вниз.
Собак было больше двух десятков. Некоторые еще были живы, дергая лапами в агонии и скуля. Гладкие, практически лишенные шерстяного покроя, мускулистые тела, пробитые пулями. Безглазые, с почти что волчьими, клыками, головы. Их можно было бы принять за алабая или сенбернара. Но лишь издалека и только по весу.
- Так перезаряжайся, дубина!
Чертыхнувшись, пулеметчик, едва не выронив, руки дрожали, отсоединил короб и ,аккуратно положив на более-менее чистое место, достал из подсумка новый и, с грехом пополам, снарядил оружие. Лента не желала ложиться нормально и боец потратил куда больше времени, чем в спокойной обстановке. А Нефедов уже принялся материть Ореха.
- И чтобы еще раз начал занозиться на задании! Будь их больше не факт, что смогли бы отбиться в два ствола, на тебя надежды нет, - закончил лейтенант свою матерную тираду, - а теперь бегом в лес!
Нефедов и Орех быстро понеслись вперед, а Снегирь, проклиная взрывчатку и пулемет, поспешил за ними. «Еще бы, у него самая легкая ноша! Автомат да полупустой рюкзак. И зачем он вообще тащит с собой пустой рюкзак, в котором болтается только фляга? Будто мы что-то отсюда еще потащим. Тут, небось, все заражено радиацией» - бежал и думал Снегирь, стараясь побыстрее оставить за спиной место кровавого побоища.
Бег, что может быть лучше? Ветер бьет в лицо, освежая своим холодным приятным дыханием. Размеренное дыхание и ровный стук сердца. Вечерняя улица в спальном районе или ровный асфальт беговых дорожек стадиона. И ты свободен в выбора направления, как Форест Гамп. Или же твоя цель – ясна и проста, а после ее достижения ждет долгий отдых или даже награда, как у спортсмена-марафонца. Но вот если ты солдат, за спиной – тяжеленный рюкзак а в руки оттягивает пулемет – сколь хороша не была бы подготовка, бег не радует. Вместо ровной дороги стадиона – заросшее бурьяном поле. Да и прыгать, как легкоатлету, тоже временами приходится, когда на пути попадается очередной овраг или яма, заполненная дождевой водой. А за спиной – странные, страшные непуганые твари, алчущие твоей крови и плоти. И даже то, что они мертвые – не придавало Снегирю сил. Там, где смогла откормиться одна стая – с легкостью может найти себе пропитание и две, и три ей подобных. А патронов – не вагон, на всех не хватит.
Когда впереди показался лес, в боку уже начинало колоть, ветер вместо приятной свежести только мешал нормальному дыханию а рюкзак больно колотил по спине плохо уложенной поклажей. Где-то там, под патронами и взрывчатками, очень некстати лежали две банки тушенки, Снегирь был большой любитель этого вида консервов, продолжавших бить в поясницу, напоминая о себе ежесекундно. Сейчас они, а точнее жестяные банки, словно мстили за десятки съеденных за всю жизнь пулеметчиком, товарок, ударяя в спину. Поэтому, как только отряд достигли леса, Снегирь сбросил рюкзак на землю и, развернувшись в сторону поля, перехватил пулемет, целясь в сторону оврага, где они приняли бой с первыми представителями местной фауны, маскируя свою попытку отдохнуть от надоевшей поклажи бдительностью.
- Там же тротил, идиот! – взвыл Орех, отскакивая в сторону, подальше от пулеметчика.
- Успокойся, он просто так не взорвется, - привалившись спиной к дереву и сползая на землю, устало сказал Нефедов, - перекур двадцать минут. Потом идем в сторону брошенного села Корогод. Оттуда до РЛС рукой подать.

Памятник воину-освободителю, окруженный железным, покосившимся заборчиком с давно уже отслоившейся краской, хмуро и с недоумением «смотрел» на врученный ему неизвестным скульптором автомат «ППШ» с тяжелым, неудобным, но воспетым практически во всех фильмах и играх, дисковым магазином. Неудобный «бубен» был слишком скорострелен и обладал «чудным» свойством подходить не к каждому автомату, требуя доводки молотком. В последствии их заменили на рожковые, но именно пистолет-пулемет с дисковым магазином стал одним из символов победы.
Словно удивляясь, почему ему выдали такое оружие, бронзовый солдат не замечал ничего вокруг. А посмотреть было на что. Брошенные, местами частично разрушенные дома третьего по количеству жителей, населенного пункта Чернобыльской Зоны, сиротливо прятались в буйно разросшихся кустах. Городок, по недоразумению названный селом, со своей больницей, детским садиком и школой, был полностью разворован мародерами и уничтожен временем. Хорошо себя чувствовал лишь парк, бурно разросшийся без присмотра, захватив новые земли и постепенно превратив городок в подобие лесистых джунглей. Выбитые стекла в оконных рамах, покосившиеся двери и заборы, облупившаяся краска, из-под которой проглядывали, словно стесняясь, кирпичи. Хватало и деревянных домишек-гнилушек, заваливавшихся набок, под гнетом времени и из-за рассыхающихся, от постоянной влаги и отсутствию ухода. Загородный или деревенский дом всегда требует постоянного ухода, специальных смазок от влаги, вредителей. В Чернобыле следить за хатами было некому, поэтому время, паразиты и погода делали свое черное дело, превращая добротные дома и дачи в гнилые развалюхи, супящиеся от одного-двух серьезных ударов. Были и более-менее крепкие строения, но их можно было пересчитать по пальцам.
Отряд, не забираясь глубоко в поселок, несколько отдаленный от маршрута, остановился в одном из ближайших целых домов, чтобы сделать перерыв на обед и осмысление пережитого. Собаки произвели на всех неизгладимое впечатление, но никто не задавал вопросов и не обсуждал пережитое. Даже Орех, большой любитель почесать языком, отмалчивался, сидя в углу и занимаясь заточкой ножа. А Снегирь все никак не мог успокоиться после пережитого но, предпочитая не выдавать своего мандража, стоял у подоконника, положив на оный пулемет, будучи готовым в случае опасности сразу же схватить оружие. Сейчас, стараясь успокоиться, он задумчиво вертел в руках старый глиняный кувшин, которым побрезговали даже самые непредвзятые мародеры. Когда-то давно чрез это, еще не надтреснутое горлышко, наверняка наливали молоко или кефир, простоквашу. А может быть и квас с пивом. А ныне, сиротливый кувшин, оставшийся без «товарищей» из сервиза, напоминал о доме. Где-то там, под Луцком, у бабушки, есть почти такой же. Вот только там он живой, а здесь – мертвое все, мертвее некуда. Еще входя в поселок, Снегирь это приметил. Тишина, в которой оглушающее громко раздавались шаги отряда и бряцанье оружия, напрягала, но не так сильно, как сейчас, когда они углубились и остановились расслабился в заброшенном доме на краю деревеньки. Вглубь они соваться не стали, хоть, если верить карте, были и более подходящие для привала постройки, например двухэтажное здание местной больницы.
- Ты чего там стоишь? - Ореху надоело заниматься клинком и убрав его в ножны, он, подойдя к задумавшемуся Снегирю, хлопнул того по плечу ладонью.
Громко звякнул и раскололся на куски об подоконник выскользнувший из руки кувшин, а Снегирь, застанный врасплох, выматерился. Единственное встреченное здесь напоминание о доме было уничтожено и благодаря кому? Ореху! Человеку, который и дня не мог прожить без подколки, остренькой язвительной шутки или издевки.
Развернувшись и оттолкнув пулеметом оторопевшего от такой реакции Ореха, Снегирь выбежал из комнаты, не прихватив рюкзака.
- Чего это с ним? – удивленно спросил Орех, потирая ушибленный от удара об стену, в которую по инерции от столкновения с прикладом пулемета, улетел боец, - совсем колхозник охренел?
Удивленный не меньше подчиненного, Нефедов перестал помешивать варево в котелке, установленном над разожженным прямо в комнате небольшом костерке и недовольно покосился на единственного в комнате подчиненного.
- Охраняй взрывчатку, а я пойду на поиски нашей истеричной девочки, - распрямив колени, вставая с корточек, буркнул лейтенант и вышел из комнаты.
- Приехали, блин, - передернул плечами оставшийся в одиночестве солдат и присев в дальний угол комнаты, взял под прицел дверной проем, всерьез опасаясь возвращения собак.
Орех, побаивавшийся тишины и одиночества, ловко маскируя это задиристостью, наглостью и показной грубостью, чувствовал себя не в своей тарелке. Толь дело в клубе, под оглушительный гул музыки, на танцполе или за столиком, общаясь с очередной студенточкой, рассказывая ей о подвигах во имя страны, преувеличивая там, где можно и нельзя, набивать себе цену. Или же на операции в городе или промзоне, где, сколько не нагонят милиции и внутренних войск в отцепление, все равно толпа зевак, журналистов и прочих штатских будет шуметь. Да и городской трафик никто ради задержания очередных барыг, попавшихся на контрольной закупке, останавливать не будет, поэтому работа будет сопровождаться посторонними шумами. Задержанные тоже молчать не будут, матерясь на всю улицу. Вот в таких условиях Орех чувствовал себя как рыба в воде. Деревенская же тишина и размеренность была ему чужда, за что и получал временами попадавшийся под руку новичок Снегирь, убежавший куда-то и увлекший за собой командира, оставляя Ореха одного, не в своей тарелке, в обстановке заброшенной комнаты.
Чтобы хоть как-то отогнать от себя чувство тревоги, беспокойства, боец достал плеер, вставил в одно ухо наушник и принялся тихонько подпевать новому хиту, не забывая следить, помимо двери с окном, за котелком с тушенкой. Жрать хотелось жутко, но встреча с собачками оставила после себя настолько неизгладимые впечатления, заставляя быть настороже. Может быть тут еще такие волкодавы есть, и в их рацион входят не только спецназовцы, но и что-то менее экзотическое, например распространяющая приятный запах, аж слюнки текут, тушенка.
Руководствуясь подобными размышлениями, Орех принял позу поудобней, найдя компромисс между безопасностью и желанием набить желудок. Усевшись так, чтобы можно было и помешивать варящийся в котелке обед и не оставлять без присмотра дверь с окном, он принялся ждать возвращения командира и напарника, время от времени помешивая варево.
Когда Орех уже успел доварить макароны с говядиной и, слив воду, снять первую пробу, пока никто не видит, раздался выстрел.

Нарушать тишину лейтенанту почему-то не хотелось. Что-то останавливало просто позвать Снегиря, крикнув погромче. В горле словно ком встал и Нефедов нервно сглотнув, осмотрелся, стоя на крыльце приютившего их дома. Пусто. Только примятая, густая, похожая скорее на кустарник, трава, указывала направление, в котором скрылся психанувший боец. Спустившись с крыльца, Нефедов пошел по следам беглеца, поудобней перехватив автомат. Чувство тревоги, появившееся у офицера еще на подходах к Корогоду, усилилось. Ощущение чьего-то присутствия не покидало и серьезно играло на нервах. Умом понимая, что это, скорее всего, простое наваждение, будь здесь кто-то из туристов, срочников или самоселов, находились и такие, кто не бросил свои дома в восемьдесят шестом году, они бы давно себя обозначили. Но людей в яркой гражданской одежде с лепестковыми, скорее сувенирными, чем реально работающих на защиту дыхательных путей от радиации, респираторами, видно не было. Как и солдат срочной службы в стареньком, времен обретения страной независимости, камуфляже. Да и столетние бабки, выращивающие и самостоятельно употребляющие, если верить телевизору, рекордные по размерам помидорки с тыквами, на огородах не попадались. Интересно, а как старушки уживались с собачками? Или же у них было взаимовыгодное сотрудничество, бабки пашут на псинках, выращивая и приманивая местных травоядных на морковку, размерами со снаряд к РПГ, подвешивая потом при помощи небольших автомобильных лебедок, надетых на головы все тех же собачек, на деревья. Как только наивный не по размеру чернобыльский кролик под два центнера весом, подойдет угоститься – распряженные к тому времени собачки будут уже готовы и организуют ему теплую встречу. Или же более банальный и реалистичный вариант, собаки гадят на участках, поставляя старухам свежий навоз?
Нервно хихикнув, представив такой симбиоз, Нефедов решился все же позвать подчиненного.
- Снегирь, етить твою налево, ты где?
В ответ – тишина. Пожав плечами, лейтенант продолжил идти по следам, во все стороны вертев головой. Хоть примятая трава и весьма красноречиво показывала сторону, куда убежал Снегирь, офицер предпочитал перестраховываться, опасаясь нападения собак. В одиночку отбиться будет очень сложно и лучше уж первым заметить столь негостеприимных хозяев.
Медленно ступая вслед за подчиненным и внимательно вглядываясь в черные провалы оконцев, Нефедов и не заметил, как вышел к кладбищу. Расположенное на окраине поселка, небольшое, с проржавевшими и покосившимися заборчиками, чрез которые местами уже прорастали пока еще тонкие, толщиной в запястье, деревца, с отсутствующими привычными атрибутами типа пластиковых стаканчиков и корочек хлеба, оно слабо выбивалось из общего пейзажа. Лейтенант понял, что это кладбище, только когда наткнулся на могилу, чуть было не наступив на нее. «Новошепелевскому районному военному комиссару киевской области» - гласила прибитая к упавшему памятнику с покосившейся и ржавой, бывшей когда-то, красной, звездой, обколотая табличка с сохранившейся только верхней частью текста.
Лейтенант уважал погибших во второй мировой войне, поэтому аккуратно, по широкой дуге, обошел памятник и пошел дальше, углубляясь вглубь кладбища, лавируя между заборчиков, отодвигая стволом длинные ветки, так и норовящие попасть в глаза и цепляющиеся за снаряжение. Продираясь чрез эти джунгли, Нефедов не сразу услышал странные, похожие на приглушенный неразборчивый разговор, звуки.
Ускорившись, перейдя на быстрый шаг, а потом и на бег, лейтенант поспешил в направлении подозрительного шума. Бежать пришлось не долго, кусты неожиданно закончились, расступившись на небольшой, не больше пятнадцати метров в диаметре, выложенной крупной плиткой, площадке, на которую и выскочил, не успев притормозить, Нефедов. В центре оной стоял, на небольшой возвышенности, большой деревянный крест с прислоненным к нему пулеметом. А рядышком, стоя на коленях и прижимая к ним руками голову, словно совершая намаз, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, монотонно бубнил что-то неразборчивое Снегирь.
Закинув за спину неожиданно потяжелевший автомат, Нефедов подскочил к товарищу и присел рядом.
- Снегирь, ты чего, чего случилось?
Пулеметчик не обращал ни на что внимания, продолжая качаться в трансе, гулко гудя словно трансформатор и постанывая.
Нефедов обошел находящегося явно не в себе товарища и, встав сбоку, схватив Снегиря за плечо, вывернул лицом к себе.
- Он умер, умер, давно! Я очень скучаю, хочу к нему. Но – не могу. Помоги мне, а? Ты ведь поможешь, я знаю, помоги - громким шепотом, смотря в пустоту, потребовал Снегирь, схватив свисающий с плеча командира автомат и дергая на себя.
Не устоявший на ногах Нефедов повалился на землю и, следуя закону земного притяжения, должен был приголубить своим телом Снегиря, но тот ловко, словно и не было на нем снаряжения, вывернулся из-под надвигающейся угрозы в лице падающего командира, продолжая тянуть на себя автомат. Тот, подвешенный на модный, тактический трехточечный ремень, тоже легко избежал участи быть погребенным под хозяином и теперь находился в руках пулеметчика. Вот только этого Снегирю показалось мало и он, выхватив из набедренных ножен штык-нож срезал ремень с антабок, целиком завладев автомат и, вскочив, навел его на командира.
- Лежать, лежи и не дергайся! – прошептал он, когда Нефедов перевернулся на спину.
- Эй, ты чего, это же я, - выставив перед собой руки, лейтенант в ужасе соображал, что делать. Он не успел среагировать на столь быстро проведенное изъятие оружия и теперь судорожно размышлял, что делать дальше, - я же свой!
- Не двигайся, «свой». Не брат ты мне! Вы, вы все рушите, природу, леса, своей наукой, гонкой за энергией, вы, прямоходящие обезьяны, словно хомяки, гадите в своем аквариуме, не понимая, что он не бездонная яма! – все так же шепча, Снегирь дернул затвор.
Решившись, Нефедов перекатился вбок и рванул из кобуры пистолет.
- Брось оружие! – крикнул лейтенант бывшему подчиненному.
- Не дождешься, я не останусь с вами, счастливо оставаться! - захохотав, Снегирь неожиданно перехватил автомат и, прислонив его к подбородку, нажал на курок.
«АК» бахнул одиночным и боец с простреленной головой рухнул на землю.

Сидевший на корточках в кустах, одетый в темно-зеленый костюм с капюшоном, человек, торжествовал. Ему удалось добраться до врага. К сожалению, только до одного, но – это пока. Нет в мире ничего постоянного и сил это тоже касается. Слабость отступит, когда насытишься и отдохнешь.
Он уже не почти не помнил себя прежнего. Эти наушники, что постоянно одевали ему на голову нелюди в белых, словно медицинских, халатах, выжигали воспоминания низкочастотным писком. Это длилось может день, а может и столетия. Он не знал, так как время перестало для него существовать. Зачем его отсчитывать, если есть только три «агрегатных» состояния? Сон, прием пищи и приход этих варваров. Они никогда не приходили в одиночку, слишком слабые, каши мало ели, наверное. Их всегда сопровождали люди в черных, словно для колоритности с белыми халатами мучителей, костюмах и короткими, кургузыми автоматами. Иногда они применяли их и тогда было очень больно. Парализованное тело ныло, выло и стонало, чесалось, но руки отказывались подчиняться. К счастью, стреляли «черные» редко, больше работая носильщиками у «белых». Хватали они грубо, не церемонясь, подчас во время приема пищи или посещения отхожего угла, резко распахивая клетку и светя ярким, ослепляющим фонариком, в лицо. Дезориентировав и лишив возможности сопротивляться, «черные» относили его к странному креслу. Когда-то, в той жизни, он уже видел такие. В голову приходили незнакомые, странные слова, значения которых он не понимал, но помнил. «Гинекология» и «стоматология» - словно вспышкой проносились они, когда руки и ноги фиксировались ремнями к креслу а на голову надевали шлем и злосчастные наушники.
А потом случился взрыв. Не реальный, с разлетающимися предметами скудной обстановки камер, но чувствительный. В коридоре и камерах пропал свет, который никогда на его памяти не выключали, а в голове вспыхнула яркая, как рождение сверхновой, вспышка, словно кто-то вбивал напрямую, в мозг, гвозди. Соседи в камерах слева и справа, да и сам он, долго кричали, корчась от боли на полу в лужах испражнений и блевотины. А потом – как отрезало, все стихло. И «черные» куда-то пропали, прихватив с собой «белых» ,забыв закрыть все двери, но выключив свет. Обесточенные электрозамки клеток позволили обитателям обрести свободу и разбрестись, куда глаза глядят.
Человек торжествовал. Там, у выхода, он правильно сделал, направившись в эту сторону. Выиграл приз, нашел «черного»! Даже двух, но сил пока хватало только на одного. Эти «черные» были один-в-один как те мучители, только слабые, беззащитные. Но и он был не в лучшей форме и смог разобраться только с одним. Пока. Человек точно знал, что это все – временно. В прошлый раз, перед тем, как попасть в руки «белых», потеряв часть памяти, он сплоховал, приступив к делу после недосыпа и на голодный желудок. Но теперь-то он учтет ошибки и не повторит их. Осталось лишь дождаться, когда этот «черный» уйдет, оставив ему мертвеца. Что-то подсказывало человеку, что поблизости бродит еще минимум десяток врагов, поэтому нужно набраться сил.

Автор: http://vk.com/tov_sever